Мы не были пионерами и до сих пор не стали пенсионерами. Только по наслышке: о галстуках, звездочках, лагерях и о том, как взвивались синие ночи, пока они были пионерами, детьми рабочих. У нас отсутствует система понятий: партия, долг, мощь государства. Нас не кормили бесплатными обедами на производстве, поэтому и не ждем их возвращения. В начале 90х мы мирно катались в детских колясках. Когда ты появляешься на свет в момент рассыпавшихся ценностей, которыми упорно спаивали всех до тебя, то и ты становишься несколько иным.
После второй мировой с легкой руки Хемингуэя и Ремарка их описали как потерянное поколение, а нас просто потеряли, даже не успев описать.
О раннем детстве: еще советские стекленные баночки с соком, твикс и то, что родителям было трудно. Кто-то упал в пучину бандитизма, кто-то жутко бедствовал, кто-то уехал. Она из категорий обязательно коснулась нас лично. И вина за это лежит на государстве, которое замкнуло нас в некий порочный круг своей территории. Мало кто может сегодня вспомнить имена людей, на которых мы могли бы возложить ответственность. Но название этого провинившегося государства мы все прекрасно знаем, помним. Можно бесконечно взывать людей к гимну, к великим победам, но отсутствие куска мяса в твоем холодильнике часто сильнее. Боязнь повторения этих событий не дает права кому-то быть столь ностальгирующими сегодня. Сотни тысяч жизней были разбиты вдребезги навсегда. Помесь недоверия, злости и страха играет злую шутку, ведь память всегда всплывает, даже в самый неподходящий момент.
Вину и обиду чаще всего персонализируют, и не всегда с человеком. И если когда-то это государство разрушило не одну сотню тысяч жизней, заставив принять людей нежеланные облики, то почему однажды они не захотят разрушить его в ответ?
Но есть и другая сторона, там, где гнев очень страшен, особенно, когда его хранили в тихом месте пару десятилетий. Особенно, если уже нет партии, долга и мощи государства. А люди, увы, очень мстительны по природе, по своей. Особенно те, которые до сих пор ждут бесплатный обед, который однажды у них отобрали.
Мы не были пионерами, а они были, и в этом наша непреодолимая пропасть.
